Неточные совпадения
«У ней простое, но приятное лицо, — снисходительно решил Обломов, — должно быть, добрая
женщина!»
В это время голова
девочки высунулась
из двери. Агафья Матвеевна с угрозой, украдкой, кивнула ей головой, и она скрылась.
Когда мы подошли поближе, 2 собаки подняли лай.
Из юрты вышло какое-то человекоподобное существо, которое я сперва принял было за мальчишку, но серьга
в носу изобличала
в нем
женщину. Она была очень маленького роста, как двенадцатилетняя
девочка, и одета
в кожаную рубашку длиной до колен, штаны, сшитые
из выделанной изюбриной кожи, наколенники, разукрашенные цветными вышивками, такие же расшитые унты и красивые цветистые нарукавники. На голове у нее было белое покрывало.
Он состоял
из пяти существ, почти одинаково близких ее сердцу:
из толстозобого ученого снегиря, которого она полюбила за то, что он перестал свистать и таскать воду, маленькой, очень пугливой и смирной собачонки Роски, сердитого кота Матроса, черномазой вертлявой
девочки лет девяти, с огромными глазами и вострым носиком, которую звали Шурочкой, и пожилой
женщины лет пятидесяти пяти,
в белом чепце и коричневой кургузой кацавейке на темном платье, по имени Настасьи Карповны Огарковой.
Тут было пять или шесть
женщин. Одна
из них, по виду
девочка лет четырнадцати, одетая пажом, с ногами
в розовом трико, сидела на коленях у Бек-Агамалова и играла шнурами его аксельбантов. Другая, крупная блондинка,
в красной шелковой кофте и темной юбке, с большим красивым напудренным лицом и круглыми черными широкими бровями, подошла к Ромашову.
Девочка освободила руку
из руки
женщины, оборвала лепестки цветов и, высоко подняв ручонку, темную, точно крыло воробья, бросила алые цветы
в чашу вина.
Аполлинария. Погоди, Зоя. Да надо радоваться этому; по крайней мере все, кто ее любит, радуются; а я просто торжествую. Когда она была еще маленькой
девочкой, я ей постоянно твердила: «Зоя, ты богата, смотри не погуби свою жизнь, как погубила твоя несчастная тетя». Ах, что это был за ребенок! Это был воск!
из нее можно было сделать все, что угодно. И я сделала
из нее идеал
женщины, и образовала, н воспитала ее именно
в тех понятиях, которые нужны Для женского счастия.
Но царь рассмеялся и приказал каждому и каждой
из посланных подать поодиночке серебряный таз и серебряный кувшин для умывания. И
в то время когда мальчики смело брызгались
в воде руками и бросали себе ее горстями
в лицо, крепко вытирая кожу,
девочки поступали так, как всегда делают
женщины при умывании. Они нежно и заботливо натирали водою каждую
из своих рук, близко поднося ее к глазам.
Вера Дмитриевна почувствовала, что проговорилась, но успокоилась тем, что Варенька, ветреная
девочка, не обратит внимания на ее последние слова или скоро позабудет их. Вера Дмитриевна, к несчастию ее, была одна
из тех
женщин, которые обыкновенно осторожнее и скромнее других, но
в минуты страсти проговариваются.
Цирельман и его жена Этля — старая не по летам
женщина, изможденная горем и голодной, бродячей жизнью — были бездетны. Они жили на краю местечка, снимая угол у вдовы сапожника, которая,
в свою очередь, нанимала за два рубля целую комнату, переделанную
из яичного склада.
В огромной и пустой, как сарай, комнате, вымазанной голубой известкой, стояли прямо на земляном полу не отгороженные никакими занавесками две кровати: у одной стены помещалась вдова с четырехлетней
девочкой, а у другой — Цирельман с женой.
В селе Гаях,
в его каменном, крытом железом, доме жила старуха мать, жена с двумя детьми (
девочка и мальчик), еще сирота племянник, немой пятнадцатилетний малый, и работник. Корней был два раза женат. Первая жена его была слабая, больная
женщина и умерла без детей, и он, уже немолодым вдовцом, женился второй раз на здоровой, красивой девушке, дочери бедной вдовы
из соседней деревни. Дети были от второй жены.
Картины увидел обыкновенные: на самой середине улицы стояло целое стадо овец,
из которых одна, при моем приближении, фыркнула и понеслась марш-маршем
в поле, а за ней и все прочие; с одного двора съехала верхом на лошади лет четырнадцати
девочка, на ободворке пахала баба, по крепкому сложению которой и по тому, с какой ловкостью управлялась она с сохой и заворачивала лошадь, можно было заключить об ее не совсем женской силе; несколько подальше, у ворот, стояла другая
женщина и во все горло кричала: «Тел, тел, тел!
Каждый
из нас особенный от всех других людей человек: мужчина,
женщина, старик, мальчик,
девочка; и
в каждом
из нас, особенном человеке, живет во всех одно и то же во всех духовное существо, так что каждый
из нас вместе и Иван, и Наталья, и одно и то же во всех духовное существо.
— Что это, что? — спрашиваю я, выбегая на солнце, у дворовой
женщины, которая, охая, бежит мимо меня. Она только оглядывается, взмахивает руками и бежит дальше. Но вот и стопятилетняя старуха Матрена, придерживая рукою платок, сбивающийся с головы, подпрыгивая и волоча одну ногу
в шерстяном чулке, бежит к пруду. Две
девочки бегут, держась друг за друга, и десятилетний мальчишка,
в отцовском сюртуке, держась за посконную юбку одной
из них, поспешает сзади...
Случайная встреча с Верой Семеновной Усовой, роль, которую Николай Герасимович сыграл относительно этой девочки-ребенка на вечере у ее матери, плохо скрытое едва вышедшей
из подростка
девочкой увлечение им, ее спасителем от этих наглых светских хлыщей разного возраста — все это создало
в уме Савина целую перспективу нового романа, героиня которого была наделена им всеми возможными и невозможными для
женщины качествами.
Сколько раз говорил я себе:"перемените обстановку Бюлье, представьте себе, что это обыкновенный светский салон, и каждая оригинальная
девочка нашла бы себе место: сухая и сморщенная Nanna была бы нервная и капризная барынька, берущая эксцентричностью туалетов, Esther — еврейка, вышедшая
из цветочного промысла, была бы крикливая, задорная чиновница, всегда скромно одетая, Amélie превратилась бы
в девицу с английскими вкусами, толстая Berthe считалась бы cune gaillarde du faubourg Saint-Germain", хвастливая и более всех развращенная Henriette была бы одна
из тех светских
женщин, у которых под сладкой улыбкой сидят все семь смертных грехов.